— Вы нарвались на Отто Сайпа.

— Если это и есть имя сторожа...

— Да. Он так долго работал там, что теперь убежден, будто все это его собственность.

— Долго? Как долго?

— Лет двадцать, а то и побольше. Я сам здесь с войны, а он пришел еще до меня. Он был их сыщиком.

— Гостиничный детектив?

— Он говорил мне, что когда-то служил офицером в полиции. Если это так, он, должно быть, не многому там научился. Масло проверить?

— Не беспокойтесь, я только что менял его. Вы уже были здесь в сорок пятом году?

— Именно тогда я открылся. Видите ли, я рано ухожу с работы, так что...

— Я частный детектив. Мое имя — Арчер. — Я протянул ему руку.

— Дали. Бен Дали.

— В сорок пятом году в «Барселоне» останавливался человек по имени Гарольд Харлей. Он был фотографом.

— Да, я помню его. — Лицо Дали вновь стало приветливым. — Он сфотографировал меня с женой в качестве платы за бензин. Эта фотография все еще висит у нас дома.

— Вы не знаете, где он сейчас?

— Извините, но я не видел его лет десять.

— Когда вы его встречали в последний раз?

— У него была небольшая студия на «Тихоокеанских скалах». Я заходил туда к нему раз или два — поприветствовать. Но не думаю, что он до сих пор там.

— Я вижу, он нравился вам?

— Конечно. Это был совершенно безобидный человек.

Люди могут и измениться. Я показал Дали фотографию Кэрол. Он ее не знал.

— Не можете ли вы дать мне его адрес на «Тихоокеанских скалах»?

— Я могу лишь объяснить, как туда добраться.

Он рассказал мне, что студия находилась на соседней улице, следующая дверь за небольшим ресторанчиком.

Найти ресторанчик оказалось довольно просто, но здание со следующей дверью было занято под книжную лавку.

Молодая женщина в розовых чулках и с прической «хвостик пони» командовала кассовым аппаратом. Она печально посмотрела на меня, а когда я спросил о Гарольде Харлее, вообще закрыла глаза.

— Кажется, это был фотограф. Он работал здесь одно время.

— Где он может быть сейчас?

— Не имею ни малейшего представления. Честное слово. Мы сами здесь еще меньше года.

— Как идут дела?

— Отрабатываем арендную плату.

— Кому вы ее выплачиваете?

— Человеку, содержащему ресторанчик рядом. За ту цену, которую он назначил, он должен был бы бесплатно кормить нас. Его зовутмистер Веркон. Только не выдайте меня, если будете разговаривать с ним. Мы ему должны за аренду за прошлый месяц.

Я купил книгу и пошел пообедать в это заведение. Там я мог спокойно поесть, даже не снимая шляпы. В ожидании заказанного бифштекса я спросил о мистере Верконе у официантки. Она указала на повара в белом колпаке, который только что бросил на решетку мою будущую трапезу.

— Мистер Веркон, этот джентльмен хочет поговорить с вами.

Он повернулся за стойкой, показав тонкое неулыбчивое лицо с блестящей белой бородкой, закрывавшей весь подбородок.

— Вы сказали, что хотите с кровью. Вы и получите с кровью, — сказал он, размахивая лопаточкой для переворачивания мяса.

— Прекрасно. Я слышал, что соседняя лавка принадлежит вам.

— Да. И следующая за ней — тоже. — Тут его посетила одна мысль: — Вы хотите снять помещение?

— Я разыскиваю одного человека, фотографа по имени Гарольд Харлей.

— Он арендовал у меня лавку довольно долго. Но так и не смог закрепиться в ней. В этом городе слишком много фотографов. Он продержался лет семь или восемь после войны, а потом возвратил ее мне.

— Не знаете, где он сейчас?

— Нет, сэр, я не знаю.

Тут он услышал, что шипение мяса достигло определенной интенсивности. Он отошел и перевернул его лопаточкой, после чего возвратился ко мне.

— Не хотите ли французского соуса?

— Нет, спасибо. Какие у вас последние сведения о Харлее?

— Последнее, что я слышал о нем, это то, что он перебрался в Долину лет десять назад. Он пытался продолжить свое дело прямо у себя дома в Ван-Найте. Он прекрасный фотограф и делал прекрасные снимки моего мальчика на празднике конфирмации, но у него совершенно не деловая голова. Я-то это знаю, потому что он остался мне должен за аренду за три месяца.

Вошли шестеро молодых людей и выстроились вдоль буфетной стойки. В их волосах был ветер, в ушах — песок, а на спинах одинаковых вязаных курток — слово «Буревестник», нанесенное через трафарет. Все они — и ребята и девушки — заказали по два рубленых шницеля. Один из парней опустил 25-центовик в автомат, который заиграл песню «Буря безгрешна».

Мистер Веркон достал из холодильника двенадцать лепешек-шницелей и положил их на решетку жариться. Затем выложил на тарелку мой бифштекс, добавил маленькую кучку жареного картофеля и принес мне.

— Я мог бы поискать тот адрес в Ван-Найте, если это, конечно, важно. Он есть у меня на счетах, по которым Харлей выплачивал мне арендную плату.

— Это важно.

Я показал ему фотографию молодой Кэрол, которую сделал Харлей.

— Не узнаете его жену?

— Я даже не знал, что у него есть семья. Не думаю, что он смог бы заполучить себе такую девочку.

— Почему?

— Он мужчина не в женском вкусе. И никогда не был другим. Гарольд — это очень определенный тип.

Я вновь засомневался относительно правильности своего пути. От этого у меня разболелась голова.

— Не могли бы вы его описать?

— Он обыкновенный парень, с моей точки зрения. Пять футов десять дюймов роста, довольно длинный нос. Синие глаза. Рыжеватые волосы. В нем вообще нет ничего особенного. Конечно, сейчас он выглядит старше.

— Сколько ему лет?

— По крайней мере пятьдесят. Мне пятьдесят девять, через год собираюсь на пенсию. Простите, мистер.

Он перевернул двенадцать шницелей, положил на каждый по пучку лука и вышел через вращающуюся заднюю дверь. Я съел свой бифштекс. Мистер Веркон вернулся, неся в руках клочок бумаги, на котором он записал адрес Харлея в Ван-Найте: 956, Эль-Хест.

Официантка разнесла шницели «буревестникам». Они жевали их в такт музыке. Песня все еще неслась из автомата, когда я вышел из ресторанчика. Я поднялся по Сансет-стрит к шоссе, ведущему на Сан-Диего, и направился на север.

Эль-Хест, расположенная в рабочем районе, была тесно застроена довоенными хибарами. В Долине темнело рано, и некоторые жители все еще сидели на крыльце или прямо на лужайке перед домом. Толстый человек, попивавший пиво на крыльце дома 956, рассказал, что Харлей продал ему этот дом в 1960 году. У него был теперешний адрес Харлея, так как он ежемесячно еще выплачивал ему по договору о кредите.

И это тоже не было похоже на того, кого я разыскивал. Я попросил мужчину описать Харлея.

— У него был ужасный характер, — сказал толстяк. — Он из тех парней, которые не могут обидеть и комара. Убежден, что у него были неприятности.

— Какого сорта?

— Нет уж, увольте. Я совсем не знаю его. Видел только два раза, когда покупал у него дом. Он очень торопился, поэтому я сделал выгодную покупку. У него была возможность получить работу в Лонг-Бич, на развивающейся студии, и он не хотел упустить ее.

Он дал мне адрес в Лонг-Бич, что было достаточно далеко от Ван-Найта. Было уже за полночь, когда я отыскал очередной дом недалеко от бульвара в Лонг-Бич. Двор перед домом зарос сорняками, света в окнах не было, как и в большинстве домов на этой улице. Я доехал до уличного фонаря в конце квартала и вернулся к дому пешком.

Я не стал стучаться в дверь к Харлею: почти наверняка это был не тот человек.

Навесная дверь в гараже, стоявшем в глубине двора, была закрыта, но не заперта. Я открыл ее. Уличный свет упал на багажник грязно-белого «форда» модели «седан» с номером, зарегистрированным в штате Айдахо.

Я подошел к левой дверце и открыл ее. Зажег внутренний свет. Машина была зарегистрирована на имя Роберта Брауна, проживающего в Покателло. Сердце мое стучало так громко, что я едва дышал.

Вдруг из двери гаража, ведущей прямо в дом, упал яркий клин света. Дверь открылась. Свет ударил мне в глаза и ослепил.